Библиотекарь рун [СИ] - Ким Савин

просто по титулу! Не каждая темная тварь из сердца леса смогла бы на твоем месте меня услышать, когда я этого сильно не хочу! Услышал ли ты меня, Артон гран Берке, барон Бера?

Опа, а мне еще очень много предстоит узнать и о дяде, и о мире, где я теперь живу. Я поставил себе заметочку — расспросить дядю о его навыках и что там за темные твари. Да и новость о скором становлении меня целым бароном вряд ли про облегчение моего пути.

Это не говоря еще о разных моральных аспектах — как никак, а я — бывший боец Красной Армии, рабоче-крестьянской, между прочим. И в коммунисты я записывался в молодости не из под палки. Да, я видел и разложение партии, и смену общественного строя, лихие девяностые. Сейчас я не делю мир на черное и белое и привык, по счастью, судить обо всем — по фактам, а не по лозунгам. Темных крестьян Интернационал петь не заставлю. Афган тому уроком. Да и такие уж темные ли тут крестьяне? Это не земное средневековье, это магический мир, со своими законами. Жить по совести, делать, что должно — и будь что будет! Тьфу, опять философствую не вовремя, идиота кусок. Антон, ты здесь постоянно за линией фронта, выбей себе это на лбу!

— Так точно, господин барон!

— Вот так-то лучше, — снова ухмыльнулся Тудор. — О чем задумался-то?

— Пытался разобраться с воспоминаниями, — честно нашелся я.

— И что вспомнил?

— Боюсь, что ничего. Хорошо, что речь не забыл…

— Зато вон исцеления дар у тебя открылся, — уже совсем благодушно продолжал успокаивать меня дядя, — время, что до Академии осталось — тоже тебя одного не оставим. Что смогу, то расскажу — и по баронству, и по раскладам твоим и моим. Кузина твоя будет рада тебе с ответами помочь. А уж поучить старшего, так просто счастлива. В Академии же — тебя уже проверили и приняли — теперь сами учить и должны. Огонь-то ты, кстати, смог почувствовать снова?

Я, еще размышляя о словах дяди, обратился к внутреннему источнику и выпустил свой Плевок из руки в небо.

— О, как! — немного удивился дядя, — огонь вспомнил, но форма поменялась. Ты ж раньше огнешар небольшой метал в цель, а сейчас — вроде как струя огня, но на короткое расстояние…А ну, сможешь еще раз, только в дерево нацелить струю?

Оставалось надеяться, что изменение формы проявления магии не является чем-то предосудительным ни для Тудора, ни для окружающих. Я подошел поближе к молодой сосне, диаметром ствола сантиметров на пятнадцать, «прицелился» ладонью и «плюнул» огнем по цели, продержав напор пару секунд. То ли температура плазмы была достаточно высокой, то ли у струи был кумулятивный эффект, но кроме воспламенения ствола я умудрился еще и прожечь в нем дырку с кулак. Сосна такого издевательства естественно не выдержала и с треском завалилась почти в мою сторону. Даже отпрыгнуть пришлось, чтобы ветками не задело.

— Это как, б…? — услышал я дядин возглас за своей спиной.

Глава 3. Мир, в котором я живу

Вот уже неделю мы плелись нашим тележно-верховым отрядом по унылым проселочным дорогам к дядиному замку — Южной Пади. Тудор рассказывал, что можно было бы сделать крюк и проехать большую часть пути по так называемой имперской дороге. Она была поровнее; местами, около городов и замков, даже с мощением или с отсыпкой каменной крошкой; попадающимися дорожными трактирами — и заняла бы примерно столько же времени, притом с большим комфортом для путешественников. Но дядя держал в уме странности с моим фактически похищением из темницы Уртира и решил, что чем меньше возможных встреч по пути, тем безопаснее.

Из отряда в дюжину бойцов, которых барон привел к башне Онория на спасение своего племянника, сейчас с нами ехало шестеро — рядовые егеря и рыцарь Гейдрих ги Теорн, лейтенант баронской дружины. «Ги», а не «гран» — поскольку дворянство его было ненаследуемым, а только личным, как разъяснял мне дядя.

Тела же павших солдат были сразу сожжены выжившими у башни, останки после ритуальной кремации — преданы земле. Я тогда валялся в обмороке и отдать последние почести спасителям Артона, а теперь — меня, не мог физически.

Тудор пояснил мне, что огненные похороны — традиция, вызванная несказочностью поднимающихся мертвецов, а точнее — по-местному — немертвых. Последние лет сто — это не было частым явлением, но раньше было серьезной проблемой. Мертвецы могли подняться из могилок как стихийно (экология плохая, как я понял), так и при помощи местных специалистов — некромантов. Последних за такие навыки ни власти, ни коллеги-маги, ни народ активно не любили и всячески ущемляли, кто как мог. В основном — до смерти.

Оставшихся дружинников барона я по дороге постепенно подлечивал, стараясь не исчерпывать свой резерв под ноль — до обморока. Тудор просветил, что регулярное опустошение внутреннего источника — развивает у мага его объем, но частый уход «в минус» может привести к выгоранию источника и как бы не навсегда.

В основном, приходилось убирать гематомы, трещины в ребрах, загноение открытых ран — с этим всем неплохо справлялось мое малое восстановление от концепта Целостности. Мои санитарные успехи были оценены дядиными вояками и их отношение ко мне потеплело. Нет, не то чтобы рядовые-простолюдины могли себе позволить высказать свое «фе» племяннику их лорда даже взглядом. Типа, ты тут, золотой мальчик, по пьяни влетел в дерьмо, а мы половину отряда за твою задницу положили. Но что-то такое подобное и не высказанное я буквально чувствовал — в первый день, так точно. За такую «чувствительную» эмпатию я подозревал Средоточие, но уверенности, что «виноват» именно этот Концепт, почему-то не было.

Но мое активное участие в поправке здоровья ветеранов, ровное к ним отношение без спеси в личных разговорах — подняли мою репутацию в плюс. Барон к своей дружине и сам относился пусть строго, но с заботой. Этакий Гай Юлий Цезарь и его легионеры-ветераны, с которыми прошли вместе огонь и воду и каждый из которых стоит трех, а то и пяти новобранцев.

Артон-то, по оговоркам Тудора, иногда себе позволял «взбрыки» в поведении и мог где-то заносчивость и резкость проявить. Ну да, подростковый гормональный фон — это такая себе граната без чеки. Я и сам в последние дни замечал за собой избыточную эмоциональность, даже за рамками необычности событий. Так-то дома за девяносто лет к столетию уже подходил, а тут эмоциональные качели какие-то. Надо бы